Грыжа

Я бы, наверное, никогда не обратил внимания на нашего дворника, если бы у моей собаки не вошло в привычку после утренней прогулки подолгу сидеть возле подъезда, дыша воздухом и созерцая в праздной задумчивости людей, спешащих на службу.

Волей-неволей и я вынужден был коротать время на крылечке, разглядывая прохожих. Таки интересный у нас народ… Впрочем, я отвлекся. Давайте о дворнике.

Итак, дворник. Пожилая худенькая женщина. Бледная. О таких говорят: как с креста снятая. Она всю зиму изо дня в день обреченно долбила ломом заледеневший наст на поребриках и счищала огромной фанерной лопатой с тротуаров пушистый снег. Работа такая. Ее товаркам, как правило, помогал кто-нибудь из мужчин – муж, сын. Наша старушка всегда справлялась сама.

– Одинокая, – предположил я.

Вскоре я стал узнавать ее на улице и без лопаты и ватной фуфайки. Она жила где-то неподалеку. Когда стоишь на крыльце в компании ньюфаундленда, невольно становишься заметным. Да еще как-то так получалось, что наши утренние бдения все время совпадали с чисткой ступенек на крыльце. Короче, мы разговорились. Сначала о собаке, потом о жизни. Пропущу детали…

– Мужа пять лет назад похоронила, – вздохнула женщина. – И ведь на пенсии давно, а приходится работать…

– На пенсию не проживешь, – почти уверенно поддержал я разговор.

– Да одной мне много ль надо? Прожила бы. Сынок у меня. Надо кормить.

Я тогда тактично удержался от замечания насчет того, кто кого должен кормить. Бог его знает: может, сын – инвалид.

– Мальчик у меня хороший, – заметила моя собеседница и со вздохом вновь взялась за лом.

Мне ничего не оставалось, как поверить ей на слово.

Так уж совпало, что «мальчика» я увидел чуть ли не на следующее утро. Крепкий детина подскочил к старушке со словами:

– Мать, дома есть чего пожрать? Ох и устал же я.

– А как же, сынок, котлетки в сковородке на плите. Чаек погрей.

Детина пробежал мимо.

– С ночной, наверное? – предположил я.

– Нет, – махнула рукой дворничиха, – из клуба он. Любит потанцевать. Должен же ребенок как-то развеяться?

– А то, – поддакнул я. – Работает?

– Год назад из армии пришел, – пояснила старушка. – Отдыхает пока. Наработаться еще успеет.

– А вам помогать не пробовал?

– Нельзя ему. Тяжело. Здоровье-то надорвано в солдатах. Грыжа…

Насчет грыжи сказано было как-то не очень уверенно. Ну да не врач же она, в конце концов.

– А вам? Не тяжело?

– Я к работе привычная.

Ну так тому и быть. Я вам не мистер Совесть.

Через полгода сынок так и не работал. Но однажды весьма удивил меня. Его  мобильник зазвонил как раз в тот момент, когда он просил, вернее, требовал у матери денег на пиво и сигареты.

– Да, Вован, щас буду. Что? Да, пиво куплю. Да брось ты, деньги есть. Что я, дружбана пивом не угощу! – это в трубку, на бегу засовывая в карман смятые бумажки из опустошенного материнского кошелька.

– Друзей у него много, – проследила дворник мой удивленный взгляд. – Он для них все сделает. Дружить он умеет.

Дальше пунктирно. В течение последующих двух-трех лет сынок работал в общей сложности месяца четыре. Могу ошибиться в сторону увеличения. Он попеременно устраивался то грузчиком, то сторожем, то охранником в магазине… Больше двух недель дитя на одном трудовом посту не выдерживало. Сынок-сторож все время залетал на какие-то недостачи. И матери приходилось потом доплачивать разницу между заработанными чадом деньгами и стоимостью утраченного товара. Как охранник он был несостоятелен, ибо лез в драку с покупателями. А карьере грузчика мешала легендарная грыжа.

Но стоп. Не смею утомлять читателя излишними подробностями. А поэтому перевожу повествование с шага на бег. Как-то я совершенно случайно узнал, что целых два года дворничиха работала без отпуска. Взяла компенсацию. Ей нужны были деньги. И я даже знаю, куда те деньги пошли. Сынуля посетил ресторан. На это мероприятие, по моей прикидке, как раз и ушла львиная доля ее отпускных. Ибо юноша побывал не абы где, а в… Впрочем, это была бы уже реклама.

– Должен же он сходить куда-нибудь со своей девушкой? – риторически вопросила меня его мать.

– Если бы он еще сделал это на свои деньги… – хотелось сказать мне.

Но я воздержался: обличать и растравливать язвы не мое призвание.

– А дешевые забегаловки он у меня не любит, – с гордостью подчеркнула моя собеседница. – Привык крепко стоять на ногах…

– На ваших?

– Что? Не расслышала я.

– Да это я так, собаке…

Пропускаем значительный отрезок времени ввиду отсутствия ярких и запоминающихся событий. Следующий эпизод связан с дележом квартиры. Реконструировано со слов матери, сказанных почти в слезах.

– Ты, мать, того, квартиру-то продай, – заявил ей сын. – Чего нам вместе сидеть. Я жениться хочу. Надо нам где-то жить? Не с тобой же. Меня уж и так Люська пилит: мать у тебя, блин, дворник, неудобно. А насчет работы ты не беспокойся. Мы тебе купим комнату где-нибудь поблизости. А то ты к своей мусорке, наверное, привыкла…

Кто такая Люська? Возможно, та самая девица, что проела в кабаке половину дворницких отпускных? Не знаю.

Но тут, правда, дворничиха что-то задурила и, как доверительно сообщила она мне, свою квартиру продавать отказалась.

Потом мы уехали в отпуск, потом как-то так получалось, что с собакой гуляла жена…

Опять отвлекся. Выхожу на финал. Прошло года полтора. Дворничиха у нас сменилась. Но не сменились привычки моей собаки. Утро, улица, фонарь, дворник… И опять, заметим, долбеж ступенек в технологически выверенное веками время. Скоро мы разговорились.

– Антонина Петровна? – удивилась в ответ на мой вопрос о ее предшественнице новая дворничиха. – Так померла она. Уж с год как. Грыжа. Ущемление вышло. Все тянула, тянула и дотянула.

– А как же сынок? – просто не мог не спросить я.

– Витька-то? Да квартиру он продал, деньги просадил месяца за два. Тут весь двор гудел. Друзей набежало…

Дальше последовала мечтательная пауза.

– А сейчас-то он как, что с ним? – поторопил я.

– С Витькой? А ничего. Ночует в подвалах. Бомж, получается.